Beastmen Raiders, =ss= Опции

[=ss=]

День первый месяца Ворона

Петрович был гордостью стада и любимцем богов… Он умел считать до ста. Читать человеческие буквы. Он умел левитировать. Если боги Хаоса благоволили, он мог сотворить «Крылья тьмы» и воспарить над стойбищем, воображая себя бистманским божеством. Пусть маленьким, но злобным и беспощадным. Стадо смотрело вверх и благоговело.
Сумасшедший профессор кафедры естествознания Альтдорфского университета, съеденный стадом на прошлой неделе, утверждал, пока ещё был жив, что маленький шаман страдает манией величия, паранойей и географическим кретинизмом. До последнего памятного ужина они много разговаривали в хижине Петровича. Петровичу лестно было вести с ним ученые прения, но диагнозы ученого были последней точкой в их странных взаимоотношениях. Петрович сильно обиделся. А стадо вздохнуло с облегчением, обгладывая кости бывшего шаманского протеже у костра..
Петрович же, запасливая душа, завялил пару кусочков мясушка. В сумочку сложил. В память о сумасшедшем человеке, пришедшем в Драквальдские дебри изучать способности первобытных бистманских племен к счету и научившим Петровича пить желудевый кофе.
А ещё он был диссидентом – красил перед боем киноварью не рога, как все НОРМАЛЬНЫЕ, а ногти. Чиф про себя кривился, но шаманские выходки терпел. И на солнце есть пятна.
Сейчас же Петрович пребывал в состоянии вселенской скорби - стадо разваливалось на глазах. Центигор валялся под священным камнем с мокрой тряпкой на голове – болел похмельем после запоя, у чифтэйна начиналась явная депрессия, бестигоры постоянно шушукались - затевали политическую интригу, метя на место чифа, минотавр ныл, что ему не хватает мяса и урчал желудком. Гончие хаоса, прикормленные Петровичем, бесконечно грызлись между собой и остервенело чесались. Плотоядно посматривали на унгоров.
Унгоры от безделья замышляли пакости. Давеча один поймал последнюю осеннюю бабочку и подошел к шаману с вопросом: «Жива ли или мертва бабочка в моих ладонях?». А сами заранее сговорились, скоты, что незаметно раздавят её, если Петрович ответит: «Жива». А если скажет: «Мертва!», то выпустят её наружу, выставив Петровича дураком и шарлатаном перед всем стадом. Петрович пришел в дикую ярость, завопил унгору: «Овца тупая!» и отправил его со товарищи собирать очередную порцию желудей в осеннем лесу. Унгоры мрачно разгребали опавшую дубовую листву, выковыривали желуди и фукали на замерзшие пальцы.
Нужна была великая цель, которая могла бы объединить народ.
Петрович долго и горестно смотрел на небо, что-то беззвучно бормотал, крутил рогатой башкой. К чему-то прислушивался, кому-то отвечал. Потом возопил: «О!!», заставив вздрогнуть все живое в радиусе нескольких шагов, величаво подобрал полы ритуального плаща и ушуршал к чифтэйну пить желудевый кофе.
Вечерело. Повеселевший шаман важно чистил ногти щепочкой и планировал священный поход на Альтдорф. Чиф с почтением внимал и пырился с умным видом в какие-то схемы, которые Петрович небрежно рисовал палочкой в пыли. А потом Петрович чадил дымом костра возле камней, бросал в огонь наркотические травы и говорил стаду речь. О высшей расе, священном долге, предназначении et cetera.
Некоторые прослезились. Собрались быстро. Центитигор клялся догнать всех, когда будет в состоянии встать, и правдоподобно изображал из себя ветошь… Пьянь.

Шли долго, ориентировались по звездам и прорицаниям Петровича... Вспоминали сумасшедшего ученого – последняя сытная трапеза… Петрович теперь, стыдясь, тихонечко его подъедал. Но от вяленого мяса его начали посещать странные сны и дурные предчувствия.
Остальные голодали... Общипывали терпкие ягоды с кустов, собирали улиток... Унгоры тайком слезливо жаловались друг другу и ненавидели всех. Тоже тайно... А что делать? Они стояли на низшей ступеньке иерархической лестницы – то, что росло у них на головах, трудно было назвать рогами! На кормежках им доставались сущие крохи… от мертвого осла уши, можно сказать..
На последней стоянке обнаружилась пропажа трех унгоров и двух собак. Собаки позже вернулись. Сыто рыгая, прятались за шаманом. Петрович почесывал их за ушами и строил отсутствующую рожу. Чиф скрежетал зубами. Последний унгор ещё сильнее всех возненавидел. Но все снова ощущали себя стадом. Смертоносным и сильным.
…Петрович всегда помнил, что могучие орды приходят с севера. Долго выбирал направление.
Вошли в Восточные ворота. Нашли город в руинах. Недоуменно уставились на Петровича. Петрович снисходительно пояснял, что, видимо, Альтдорф, центральный город Империи пал, самоуничтожившись от ужаса и паники, когда прознал о священном походе. Соответственно, Империи людишек пришел конец и - да здравствует царствие бистманов! На этой высокой ноте запнулся копытом о кусок дорожного указателя, досадливо мекнул, поднял обломок, потер о мохнатую ногу минотавра - сквозь грязь проступили буквы – М О Р Д Х … Если бы у Петровича было лицо, он бы им побелел.

Пахло дымом. Вороны надрывно орали. Похоже, смеялись…

- Че написано? – с любопытством вопросил минотавр, заглядывая шаману через плечо.
Никто во всем стаде, кроме Петровича не умел читать. Петрович мученически закатил глаза и сделал вид, что впал в транс. Надо было придумать логическое объяснение досадному недоразумению. Бистманы опустились на камни мостовой... Они привыкли ждать.


День второй месяца ворона.


Петрович, не поспевающий за всем стадом, подосадовал, что не подумал использовать минотавра в качестве верховой скотины, бодро сотворил «крылья» и вознесся на второй этаж полуобвалившегося фиолетового здания. Отсюда он имел прекрасный обзор и находился в относительной безопасности.
Сверху было видно практически все: одержимые, неслышно ступая по камням, крались в разрушенное здание. Петрович успел подумать, что повадками они слишком напоминают ему организованную боевую единицу. Зато родное стадо было слышно издалека: минотавр тяжело топал, как мифологическое животное мамонт (порождение хаоса, ибо, по слухам, имел второй хвост на голове), собаки выли, как гарпии, гор блеял, чтобы его подождали и грохотал оружием, прыгая далеко позади… Чиф с бестигорами заходили с другой стороны, перекрывая выходы. «Моё стадо!» - горделиво подумал Петрович и ещё раз задумчиво прищурился на крадущихся одержимых... Бесшумные, как тени, слаженные, как единый организм, понимающие друг друга с полувзгляда. Кто их знает, кем они были в прошлых жизнях... пути хаоса неисповедимы. Петрович поёжился и отодвинулся к фиолетовой стене, не очень удачно пытаясь слиться с ней голубым плащом. .
…Воздух внизу дрожал от напряжения. Одержимые и бистманы находились по разным сторонам стены.. Минотавр медленно втянул ноздрями чужеродные запахи, замер, вытянув шею со вздувшимися венами, и скорее почувствовал, чем услышал за полуразрушенной стеной нечто живое, отвратительно шипастое… Оно тоже прислушивалось. Дико взревев и грохоча тяжелыми копытами, ринулся вперед. Рядом вздыбила костяные иглы на холке и припала к земле гончая хаоса перед прыжком.
…А потом все пошло как-то неправильно.. Петрович, с высоты второго этажа наблюдавший за столкновением банд, был весьма недоволен - упал черный бестигор, белого вообще не было видно, гор находился слишком далеко, чтобы принять участие в бою, чиф выглядел странно рассеянным, обрушивая молоты на одного из культистов. И тут случилось нечто действительно ужасное в своей непоправимости - захлебнулась кровью и предсмертным воем одна из гончих.
Петрович схватился за сердце и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть – да, его гончая лежала, мертвее не бывает! Петрович потерял бдительность и в сердцах сплюнул вниз – вместе с гончей погибла его мечта о получении приплода и разведении собак хаоса в лесах Драквальда! Тут-то скорбная фигура в плаще с капюшоном и была замечена проклятым магистром. Нелепое рогатое создание, гнусная пародия на благородного Петровича, коллегу по ремеслу, подло сбило его стрелой. Изумленный до крайности, шаман нелепо взмахнул широкими рукавами плаща, едва не выронив магический посох, жалобно заскрежетал копытами по битой плитке и рухнул вниз. Гулко стукнули рога о плиты пола. На долю секунды все замерли. Где-то заплакал мальчик.
Чифтейна, боковым зрением уловившего падение неуклюжего синего мешка со второго этажа, захлестнула непреодолимая жажда убийства. Причем, вполне персонализированного.. «За что нам, о боги, это проклятие?» - чиф не смог отвести налитых кровью глаз от шамана и пропустил удар.. Петрович же лежал, картинно развалив копыта… Но на мертвого явно не походил.. «Потом скажет, что лёжа молился богам о победе стада!» - промелькнула в голове кощунственная мысль, и чиф и с удвоенным бешенством (а что он мог? Шаманов опекают боги и горе тем, что поднимет на них руку!) обрушился на одержимого. Его молоты уже были напоены кровью предыдущего. Но кровь ЭТОГО была черной.
... «О, боги!! Черная кровь!» – мысленно взвыл несчастный Петрович и принялся истово молиться о счастливом избавлении, не забывая, впрочем, прикидываться мертвым... Это было безопасней всего. Когда же упали оба – и чиф, и отвратительное чудовище - Петрович тихо взвизгнул и по- настоящему лишился чувств, решив, что боги от него окончательно отвернулись..
… Столбом стояла пыль от разбитой штукатурки. Чиф тряс головой, приподнявшись с земли – сознание прояснялось. Петрович лежал, покрытый пылью, как саваном. Одержимый был мертв. Сквозь боевые завывания гончей и лязг молотов минотавра доносились посторонние звуки. Чиф повел мордой, пытаясь определить новый запах и задрожал от ярости - сквозь руины пробиралась ещё одна группа одержимых. Они шли не спеша. Они не были измотаны боем. Они пахли смертью.
- Кирис! – хрипло рявкнул чиф минотавру, пытаясь предупредить о новой опасности.. Минотавр не отличался особым умом, но двигался молниеносно. Вскинув голову на зов, он увидел то, что его повергло в состояние шока – чиф сползал по стене, пытаясь опереться на молот, Петрович лежал недвижимым… Мысли о погребальном костре на две персоны промелькнули в голове быка.. бестигоров не было видно – тоже мертвы?!.. За стеной слышалось шипение и ворчание новых отвратительных созданий, ещё более мерзких, чем те, что копошились у него под копытами– звуки приближались… Медлить было нельзя. Минотавр гигантским прыжком перемахнул через упавших врагов, схватил в охапку оба тела. За ним неслась оставшаяся в живых гончая и остатки обезумевшего стада... Вдогонку щелкнул скорпионий хвост…

***

.. Белый бестигор навсегда оставил в плену две вещи – свою уязвленную гордость и один из боевых молотов. Выкупать пленника отправился Петрович - ум, честь, совесть и касса стада.. Шаману не понадобились его хитрость и увертливость – одержимые оказались бывшими наемниками, сохранившими, слава темным богам, какие-то свои представления о кодексе чести. Петрович злобно сопел, отсчитывая выкуп в 43 золотых монеты. СОРОК ТРИ!! А на обратном пути, потрясая заметно полегчавшим кожаным мешочком, кричал мрачному бестигору, что тот - разоренье стаду, зло природы, позор чифтэйну, проклятье богам на земле и незаконный сын паршивой свиньи, коего следовало бы подарить одержимым в назидание потомкам и проклясть на веки вечные. Общение с Петровичем было пострашнее тягот плена. Бестигор сжимал рукоятку единственного молота так, что белели костяшки пальцев и играл желваками, глядя сверху вниз на возмущенно подпрыгивающую рогатую макушку. Старался глубже дышать.

Сообщение отредактировал =ss= - Среда, 29-oe Декабря 2010, 21:13

[Ugrim]

3 монеты