- Кощунствуешь. Говоришь о вещах, коих не понимаешь. Лучше б замолк.
Я не хватанул его меж глаз оловянным кубком, который пытался смять в
кулаке. Удивляетесь почему? Так я вам скажу - потому что он был прав. Я
действительно не понимал.
Как я мог понимать? Я не был зачат в несчастье, рожденный в трагедии.
Фланн и моя мать зачали меня на сене и наверняка получили от этого уйму
простой, здоровой радости. Нарекая меня, они не вкладывали в мое имя
никакого скрытого значения. Назвали меня так, чтобы было легко кликнуть:
"Моргольт, ужинать!", "Моргольт, где ты, сучье семя!", "Принеси воды,
Моргольт!" La tristesse? Хрен, а не la tristesse.
Разве при таком имени можно мечтать? Играть на арфе? Посвящать
возлюбленной все мысли, все дневные дела, а по ночам бродить по комнате,
не в силах уснуть? Ерунда. При таком имени можно хлестать пиво и вино, а
потом блевать под стол. Разбивать носы кулаком. Разваливать головы мечом
или топором иль самому получать по кумполу. Любовь? Такие, которых зовут
Моргольтами, запросто задирают бабе юбку и оттрахивают за милую душу, а
потом засыпают или, ежели в них ни с того ни с сего что-то взыграет,
говорят: "Фу! Ну, ты девка хоть куда, Мэри О'Коннел, так и сожрал бы всю
тебя с превеликим удовольствием, в особливости твои сиськи". Ищите хоть
три дня и три ночи, а не отыщете в этом и следа 1а tristesse. Даже следа.
Ну и что с того, что я люблю пялиться на Бранвен? Мало ли на что я люблю
пялиться?
- Пей, поп. И наливай, не теряй времени зазря, чего ты там бурчишь?
- Все в руце Божией, sicut in coelo et in terris, amen(5).
- Может, все и in coelo, да наверняка не все in terris.
- Кощунствуешь, сын мой. Cave(6)!
- Чем пугаешь-то? Громом с ясного неба?
- Я тебя не пугаю. Я боюсь за тебя. Отвергая Бога, ты отвергаешь
надежду. Надежду на то, что не потеряешь того, что обретешь. Надежду
выбрать верное, правильное решение, когда придет час выбора. Надежду на
то, что не окажешься в тот момент беззащитным.
- Жизнь, поп, с Богом ли, без него ль, с надеждой или без, это дорога
без конца и без начала, дорога, которая ведет по скользкому краешку
гигантской жестяной воронки. Большинство людей не замечает, что ходит по
кругу, бесчисленное множество раз проходя мимо одной и той же точки на
скользком, узком краешке. Но есть такие, которым случается оступиться.
Упасть. И тогда конец им, они никогда уже не возвернутся на этот краешек,
не продолжат своего бесконечного кругового движения. Будут скользить,
опускаться вниз до тех пор, пока все не встретятся у выхода из воронки, в
самом узком ее месте. Встретятся, но только на мгновение, потому что
дальше, под воронкой, их ждет бездна, пучина, пропасть. И этот подмываемый
волнами замок на скале как раз такое место и есть. Отверстие воронки. Тебе
это понятно, поп?
- Нет. Однако полагаю, что ты и сам-то не понимаешь причину моего
непонимания.
- К черту причину, да и следствие, sicut in coelo et in terris. Пей,
поп.
Мы пили до поздней ночи. Капеллан перенес обильное возлияние на
удивление хорошо. Со мной было хуже. Я упился, говорю вам, жутчайшим
образом. Заглушил в себе... все...
Во всяком случае, так мне казалось...
|
