Первая Мировая, Игра с реальным фоном Опции

[Карл]

ВАКАНСИЙ БОЛЬШЕ НЕТ, ИЗВИНИТЕ.
ныне 9 игроков - не сладко приходится


Начинали с:

1915 г. Северо-западная Беларусь. "Великое отступление" и очередной прорыв немцев.
Жалкая кучка бойцов российской армии укрылась в лесу поблизости от оккупированного местечка Мядель...
Можно выбрать роль из следующих:
1. Поручик Владимир Белов - командир уцелевшего отряда, конст. дем. (кадет)
2. Младший унтер-офицер Егор Коровин - пулеметчик, большевик
3. Отец Алексий - мядельский поп, соорганизатор "подполья"
4. Подпоручик Тутто Кулайнен - спасшийся наблюдатель со сбитого русского аэроплана. Укрывается на дворе у попа Алексия.
5. Миха Кривой - уголовник, беглый каторжник, верующий, а потому лояльный к попу.

Сообщение отредактировал Карл Каменнозубый - Вторник, 14-oe Ноября 2006, 18:10

[Moonflower]

ваще-то к воротам первый рванул я



Сообщение отредактировал Moonflower - Четверг, 7-oe Декабря 2006, 15:55

[Карл]

Не ссорьтесь, мальчики!
А вообще, если руководствоваться принципом "Историю пишут победители", то ничего уж не поделать - потомкам придется верить выжившему Подшипникову , а не покойному Незабалуеву

[Thorwin]

ваще-то к воротам первый рванул я

Ваще-то, как я помню ты нас не мог обогнать.

[Карл]

Но прапорщик по-прежнему разговаривает с трупами, что вызывает определенные подозрения по поводу его психического состояния...
Калечит война людей, что ж тут еще скажешь...

[RErox]

Поиграли вчера совсем чуть-чуть в очень узком кругу: отыгрывали ситуацию провессора Остроградского, которого Лекторов с Настенькой накануне оставили на пустынном берегу, который на поверку оказался вовсе не пустынным ("Оливер, пока ты там кушаешь, шакалы кушают тебя" ). Я кидал за коллегу Остроградского - Полиграфа Полиграфовича. Успел бросить в зверюг пару камней и один раз промахнуться аллюминевой палкой. После чего сразу два шакала вцепились мне в горло (Карл выбрасывает две двадцатки подряд ). Дальше уж пусть Оливер сам рассказывает, могу только добавить, что музыка очень здорово наложилась на события: тревожная, не сулящая ничего доброго - во время драки с шакалами; грустная, но вселяющая надежду - под утро, когда Остроградский вылез из моря, снял сапоги с обглоданных ног Полиграфа Полиграфовича и, с мешком денег подмышкой, ушёл по песчаному пляжу в рассвет

[Oliver]

Феликс Ефстафьевич после побега с базы оказался на пустынном берегу, окружённом скалами, вместе со своим бывшим научным руководителем Полиграфом Полиграфовичем. Через некоторое время на пляже послышались звуки: завывания и повизгивания шакалов, а в темноте заблестели их злобные, голодные глазки. Вроде бы их было четверо. Шакалы бегали вокруг, подходя всё ближе. Полиграф Полиграфович метнул в одного из них камнем, но вроде промазал. Учёные схватили медные палки из ящика с оборудованием, прижались друг к другу спинами и начали отбиваться от этих тварей. Вначале перевес был вроде бы на стороне учёных, несмотря на то, что один из шакалов разодрал Феликсу Ефстафьевичу плечо. Но вдруг, огревая палкой по хребту ближайшую псину, учёный услышал звук падающего тела. Феликс Ефстафьевич начал отступать к воде, отмахиваясь от шакалов, и увидел, что Полиграфа Полиграфовича они уже повалили на землю. Один из них вцепился ему в шею, а другие начали рвать его на части. Феликс Ефстафьевич, поняв, что его научного руководителя уже не спасти, побежал в воду. Стоя по грудь в воде, где его не могли достать шакалы, в голубоватом свете луны он видел, как твари разрывают Полиграфа Полиграфовича на части. Невынеся подобной картины он отвернулся. И, смотря в звёздное небо, Феликс Ефстафьевич со скорбью вспоминал каким хорошим человеком был Полиграф Полиграфович. Их университетские годы, научные проекты. Как Феликс Ефстафьевич защищал у Полиграфа Полиграфовича свою диссертацию….
Когда стало рассветать, Феликс Ефстафьевич выбрался на берег. Шакалы ушли, набив свои мерзкие животы. Рана на плече начала заживать, голова немного кружилась и подскочила температура. Учёный снял с себя одежду, вытерся и оставил её сушиться на солнце. Надо было похоронить профессора и уходить отсюда. Профессора Феликс Ефстафьевич положил в мешок, из-под оборудования. Прочитав, какие мог вспомнить молитвы, Феликс Ефстафьевич оставил его труп под кустом, потому что не было возможности выкопать достойную могилу. Документы с научными данными он сжёг, что бы они не достались большевикам, а собой он взял пакет денег. Для того, что бы можно было как-то выбраться из этой поганой страны, где шакалы ужинают профессорами, и продолжить свою научную деятельность. Одевшись, пришлось воспользоваться сапогами профессора, что бы не заболеть ещё больше, Феликс Ефстафьевич, при свете восходящего солнца, побрёл в сторону бывшей научной базы, держа в руках пакет денег. На берегу остался Полиграф Полиграфович, погрызенный шакалами, груда оборудования, следы борьбы с шакалами и следы Феликса Ефстафьевича удаляющиеся в даль...
По пути учёный нечаянно нашёл лаз в схрон местных контрабандистов в скале. Он залез туда и, найдя немного еды, перекусил, оставив за неё немного денег. Так же найдя пистолет, и вспомнив шакалов, он взял его собой, так же оставив за него 300 рублей. Выбираясь из лаза, учёный наткнулся на этих самых контрабандистов. Это был какой-то жирный чучмек со своими 2-мя друзьями. Толстый контробандист начал спрашивать Остроградского о том, что он тут делает, учёный всё ему рассказал. И про базу и про шакалов. Увидев пистолет со схрона, контрабандист хотел вначале Остроградского убить, но узнав что тот за него заплатил - пожалел (Надо сказать что вид Феликс Ефстафьевич имел весьма жалкий) и проводил беднягу в свой аул, где обещал познакомить с русским, который может помочь. Правда все деньги (4400 руб.) толстый отобрал, доводы о том что они нужны на для науки не помогли. По дороге Феликсу Ефстафьевичу двое спутников толстого контрабандиста что-то втирали на чучмекском и хотели убить, но их глава дорожа законами гостеприимства отказался убивать учёного. Дальше всё шло как в каком-то сне. В ауле Остроградский познакомился с кубанским казаком, которого звали Егор Скуратов и вместе с ним двинул в лагерь к капитану Дурасову. Это были какие-то жалкие остатки офицеров и солдат с Кавказского фронта, которые в числе взвода примерно жили в горах, не желая яшкаться с новой большевистской властью. По пути он встретил знакомого морячка и узнал от него про судьбу базы. В лагере Феликс Ефстафьевич отдохнул. Узнал что в ближайшее будущее уехать из страны не удасться, и что ситуация вокруг мрачная, и что большевики кругом.
Потом был какой-то штурм военного склада. Феликс Ефстафьевич там управлял повозкой, которая вывозила груз с награбленными боеприпасами. Потом их отряд двинул в Новочеркасск, к генералу Деникину. Погода по пути была дождливой, мокрой и паскудной. И хилое здоровье учёного пошатнулось. Умудрился заболеть воспалением лёгких. Лекарств в отряде не было, а условия для больного были наихудшими. Поэтому здоровье ухудшалось с каждым днём. Вскоре Феликс Ефставьевич свалился с болезнью окончательно. Посылали даже за лекарствами в город, забитый большевиками, Егора Скуратова с Настенькой, но они уже слабо помогали. Лёжа на промокшей телеге с жаром и смотря в холодное звёздное небо Феликс Ефставьевич ощущал как по капельке покидает его жизнь, а вместе с ней и мечты новых научных открытиях, Нобелевской премии и знаниях которые он так и не смог получить…
Так трагически оборвалась жизнь замечательного ученого Феликса Ефстафьевича Остроградского-Гауса.

[Thorwin]

Минут через 20 морячка к берегу прибило, мы его вытащили и стали думать, что дальше делать...

Подумав - решили с базы уходить, сначала в сторону Геленджика, а потом степями прорываться в Новочеркасск, чтобы присоединиться к Деникинской Добровольческой армии.
Нас осталось то пять человек, не считая моей трехдюймовой Маши.
Ну мы сложили продовольствие имеющееся на базе в мешки, оружие подсобрали, патроны, Машу к двум коням привязали и отправились. Не доехав до поворота, обвал на дороге увидили, матросик мне кричит: ”Бросай пушку, поскакали быстрее отсюда”. Совсем охренел, как же я ее брошу?

Ну короче мы пушку вытаскиваем, матрос этот в носу ковыряется, помогать отказывается (но и не уезжает, терпит). 3-х дюймовку почти вытащили, слышим звуки затворов сверху. Смотрим, ждем, пушку тянем. Из-за поворота выезжают два офицера в форме, потолковали с ними, оказывается они тут своих собирают с той же целью, что и мы в Новочеркасск пробираться. (Я как думал тогда, если бы один был то лучше разбиться да пробираться поездом или, как у кого получиться, а поскольку с Машенькой то только группкой побольше, чтоб Машу не отбили, чтоб отпор дать можно было). И решили встать в распоряжение капитана Дурасова.

На базе перекантовались дня три, потом налет совершили в Геленджик на склад боеприпасов, раздобыли отличный станковый пулемет, снарядов для пушки, патронов, красных постреляли в городе немножко и скрылись в предрассветном тумане. На следующее утро выступили на марш.

Первые два дня прошли без происшествий, потом первую железную дорогу перешли, заночевали. На утро погода резко ухудшилась ливинь начался дикий, скорость наша заметно уменьшилась пол дня шли потом встали лагерем, потому как Вязову Настасью Филипповну и господина ученого непогода сразила, простудой, а потом как оказалось и вовсе у доктора пневмония разыгралась. (Полковой доктор лопухом оказался, кроме вина лекарств при себе никаких не имел). Пришлось в Станице Лопуховской нам остановиться и заночевать, пополнения взять с собой не удалось т.к. Красные тут всю молодежь постреляли, а кого не застрелили тех силком в красну армию увели.
На следующий день, чтобы не накликать на местных жителей беду, мы отправились в дальше в путь. Ученому со временем только хуже стало, а Настенька (до чего Валькирия
русская духом сильна) вином обошлась и тем излечилась.
На следующий день встали лагерем в дальности видения следующей железнодорожной ветви, потому как светоч русской науки перестал приходить в сознание. Решили отправить двух гонцов в станицу Тихорецкая, для закупки медикаментов. Ночью вернулась одна Анастасия с медикаментами и почему то на новой лошади, доложилась капитану поспала и вновь поредевшие наши отряды отправились в путь.
Во время переезда железной дороги с нами приключился казус (впоследствии вспоминавшийся, как смешной тогда же было не до шуток), Маша, что-то закапризничала на рельсах и застопорилась мы и так ее и эдак, а тут поезд красных с военным снаряжением по рельсам идет, (Гудит, чтоб с рельс слазили). (Но солдаты подбежали да помогли стянуть ее). Мы страху натерпелись, жуть (Я уже думал, что бой наш последний тут сейчас и будет). Но поезд проехал, видно принявший нас за своих.

Когда уже к Новочеркасску приближались, нас разъезд конный заметил и давай деру (Думали испугались, а они за подмогой).

БОЙ.
Идем мы, песни поем, про генерала Корнилова, да про неминуемую победу белого движения, и тут началось…
Позади нас по всей степи пыль столбом стоит, смотрю в бинокль Красные идут человек 200, на лошадях все. Мы с помощниками пушку развернули навели, Шрапнель вставили расстояние подбили (4 км. до супостата), Трубка четыре, Огонь батарея!!!

Попали, не лыком шиты русские солдаты. Второй заряд, Третий, Четвертый – Опять попадаем и сечем шрапнелью красных собак аки баранов. Только поближе подошли враги, а пушка, как не моя – заклинило ее мать ее растак и ни туда ни сюда.
Чуть поближе, Настасья давай их пулеметным огнем поливать, а мы из ружей палить да из пистолетов. Хорошо Настенька полила их, но только возьми пулемет да и заглохни (перегрелся, наверное), потом ружья начали одно за одним клинить (Чую, что-то не то, чертовщинкой попахивает). Лавина вражеская уже перед носом на нас идет. Я перекрестился, отряд наш перекрестил, а потом и красных гадов крестным знамением не обделил. Тут то атака вражеская и захлебнулась. Капитан Дурасов, встанет в полный рост и орет, так что земля трясется В АТАКУ! В ШТЫКАВУЮ! ЗА МНОЙ!!! И Вперед!
Все у кого штыки были нацепили, кто сабельному бою обучен, сабли достали и пошли в атаку, за своим Капитаном. Сказать надо, что прошлись мы по красным, как раскаленный нож по топленому маслу и отправили это чертово отродье бегство с божье силой и по божьей милости.

Правда поручика Соловьева после нашей атаки нашли среди лежавших тел, среди офицеров старшим по званию оказался я, Прапорщик Подшибников, (потому как раненый Дурасов (которого героически один горный абрэк вынесна коне с поля боя) был без сознания) взял командование на себя и приказал оставшимся в живых отступать в срочном порядке, а сам с верным мне помощником Сашей Закидайлом (который отказался отступать и просил принять его помощь в задержании красных частей буде те собирутся снова на нас напасть). Ребята помогли подцепить уже неисправную пушку, сложили в обоз пулемет, тела тех кого еще можно было спасти и поскакали вперед на соединение с частями. Уже когда видны они были только на горизонте, со стороны предыдущего нападения вновь видно стало движение красных. С Сашей договорились, что когда красные нападут и неминуемо увидим мы конец наших жизней то взорвем весь наш боеприпас, чтобы не достался он скотине красной и положим столько их, сколько сможем тем самым задержав их хоть насколько ради спасения наших боевых товарищей.
Но к счастью, нам не пришлось этого делать – удалось нам застрелить нескольких красных, что особо рьяно рвались вперед, а потом подоспели войска генерала Маркова (Перед белым крестом на черном фоне дрогнули враги), и били они и в хвост и в гриву супостата).

Прибыв на базу, пройдя лечение необходимое отошел от ран героический наш капитан Дурасов, поручик Соловьев
пал смертью храбрых, помощник Миша умер в бою, Профессор погиб страдая от пневмонии не приходя в сознание, двое грузинских добровольцев умерли во время захвата станицы Никольской (Описывать которую я не решился ибо не принимал особого участие в той доблестной операции), из из взвода до соединения с основной армией добралось лишь десяток бойцов, но все мы в боях за Родину окрепли духом и стали тверже стали – теперь я уверен, что никто из нас, никогда не уйдет к красным и не отдаст Великой России на растерзание.


© Боевые записки генерала Подшибникова. Том первый.

Сообщение отредактировал Thorwin - Понедельник, 11-oe Декабря 2006, 17:11

[Карл]

Я понимаю, что плох тот прапорщик Подшипников, который не мечтает стать генералом Подшипниковым...
Но вы бы поосторожней с этим, сударь, ведь ваш полевой дневник может случайно попасть в руки к посторонним людям...

[RErox]

Подхорунжий Егор Скуратов. Отряд Капитана Дурасова.

Отряд у нас небольшой, восновном из белых офицеров. Несколько месяцев уже в горах сидим, с местыми в мире, даже сотрудничаем: сбываем им экспроприированное имущество в обмен на продовольствие, оружие и, конечно, наличные
Последний раз, как раз был в гостях у Асланбека, по поводу последней сделки. Гляжу, а у него в гостях чудак какой-то, говорит, мол учёный, просит к цивилизации вывести., про генерала какого-то спрашивал. Ну чтож, взял его с собой, пусть капитан решает, что с ним делать. Тут как раз Тарас подъехал, с моряком каким-то, видать, знакомый профессора: за ним-то и приехал. Пока назад ехали встретили Ашота с друзьями, тот нас на свадьбу позвал: белый офицер, о котором Асланбек говорил, привёл горцам невест, вроде как для установления дружественных отношений.
По прибытии в наш лагерь получил задание сагитировать местное население на рейд в Геленджик. Отправился вместе с Тарасом, приезжаем, глядь, а там гулянье вовсю, да матросик тот яблочко отплясывает. Он тут и без нас уже какую-то деятельность начал, уже и добровольцы появились, горцы - народ горячий. И Ашот там же, тот вообще речь пламенную прочёл о героизме да памяти предков. Короче говоря, задание было выполнено абсолютно без какого бы-то ни было напряги и усилия
Ночью совершили налёт на военный склад в Геленджике. Бесшумно устранить охрану не удалось, но, несмотря на потери, рейд был удачен. Решили выдвигаться в Новочеркасск, в распоряжение генерала Деникина.
По пути подмокли под дождём, и профессор-то наш совсем захворал. Решено было отправиться в ближайшую станцию Тихорецкую. Поехал я, да девка Настасья. Девка-то девка, да уже в чине подпорудчика! Это ж мне ей теперь честь отдавать
Остался с лошадьми за городом, да как-то неудачно стал, что заприметил меня, видать кто. Вижу, скачут ко мне двое. Решил пальбу не начинать, ато попалю ещё всех, - сдался красным.

P.S. Хе, как меня удачно красные загребли-то! У них-то Егору побезопаснее будет Ато, прочитал пост Торвина, так сразу нарисовался образ Егора Скуратова героически погибшего в одной из операций, пока меня не было А так, появилась возможность жену вытащить, может, брательника образумить удасться...

[Карл]

Господин подхорунжий, честь бабе-подпоручику отдавать необязательно.
Тем более она в платье, а не в погонах

Хотя если вы хотите познакомиться поближе... Вступить в более тесный контакт, так сказать...

Сообщение отредактировал Карл Каменнозубый - Вторник, 12-oe Декабря 2006, 11:59

[RErox]

Господин подхорунжий, честь подпоручику отдавать не надо.
Тем более бабе

Да и ваще она в платье, а не в погонах

Кстати, Торвин о табеле о рангах спрашивал...

http://armor.kiev.ua/History/tabel1.html

По званию Мазумба меня старше, правда, из другого рода войск...

[Карл]

А ты думаешь я не знаю, кто кого страше?
Дополню.
А вот это воинские звания противника:
http://armor.kiev.ua/army/titul/rus_5.shtml

Сообщение отредактировал Карл Каменнозубый - Вторник, 12-oe Декабря 2006, 10:53

[Moonflower]

Ну, наконец-то я дорвался до написання подробного эпоса про последние похождения матроса Семена Каблукова.

...Очнулся я на берегу, после марафонского заплыва от незахваченного катера. И как руки вынесли? Наши все погибли, кто на этот идиотский штурм рванул, на берегу остались лишь Настя-красавица и Подшипников-гад. Насоветовал штурмовать... Но не до того было, решил ритуальное сворачивание шеи отложить до более светлых времен, пока надо было думать, что дальше-то делать. Покумекали мы на троих (были еще два подчиненных-артиллеристика, но они молчали в тряпочку и во всем соглашались с Подштопниковым, будь он не ладен). Я было дернулся на лодчонке одноместной спасать ученых, которых Настя с Ганнибалом выкинули где-то на берегу, но лодчонка потонула. Огорченный поражением нашего флота на всех морях, согласился на план отступления в горы.
Я хотел было по тропкам, по которым еще с Незабалуевым в ближний аул по бабам бегали, но артиллерист наш уперся: пушку надо тащить с собой.
Хрен с тобой, тащи, тем более что лошадей навалом. Но теперь придется по нормальной дороге идти.
Выступили. Когда миновали развилку на Геленджик, начался уже подъем в горы. Часто удавалось перекурить и поплевать в небо, когда Подшипников свою волынку застрявшую из колдобин и ям вытягивал. Когда дорогу преградил основательный такой завал, я приготовился было уже и вздремнуть. Потом, заметив кого-то наверху, насторожился, но все же помахал ему рукой. Через некоторое время нас уже окружили господа. Вроде как отряд капитана Дурасова, который собирает под свои знамена всех, кто бежал из Геленджика и Новороссийска, и собирается прорываться к нашим. Я быстро смекнул, что там будут хотя бы кормить. Некто Соловьев (поручик, подпоручик? ну не разбираюсь я в сухопутных погонах!) командовал разъездом, что встретился нам. Проводил в лагерь.
Пытаюсь вникнуть в ситуацию, расспрашиваю всех, в том числе и Дурасова. Хрен там. Не-офицеров тут за людей не считают. С Настенькой, небось, и отобедать изволил, и говорил поласковей, а мне своим пехотным уставом в рожу сразу, мол знай свое место, хлоп. Иэээх, в такие моменты опять к красным хочется. Хотя и те не лучше. Но ладно. Утерся, зарубку сделал, чтоб этого Дуремасова не забыть, да и выкинул из головы.
Но дело себе нашел быстро. Даже два. Первое - пожрал. Второе - организовал спасательную экспедицию за Остроградским и Полиграф Полиграфычем. Какой-то казачок взялся проводить в ближайший аул, где рассчитывал разжиться проводником. Место приблизительного расположения ученых наших я указал. Ну двинулись. По дороге еще одного казачка подхватили, и, только направились в нужный нам аул, как вижу Остроградского. И натурально хренею. Я так не удивлялся со времен той памятной швартовки в Эфиопском порту, когда голодные негры закусали помошника капитана, а миску баланды меняли на двух негритянок.
Идет по дороге нам навстречу Остроградский. Мне батя покойный в дествте сказку читал про Рубенштейна некого Крузова. Он там на необитаемом острове жил, одевался как дурак, дичал в свое удовольствие. Вот именно этим Рубенштейном Остроградский и вырядился. Оборванный, оцарапанный, в какой-то веселой шляпе из камыша, глазища - воспаленные, морда небритая. По-моему, я намного лучше выглядел, когда меня на гауптвахту посадили на неделю, но по ошибке в той каюте оказались три бочки спирта.
Перестав хренеть, объясняю казачкам, что это и есть светоч отечественно науки. Они хмыкают, но верят. Вот и здорово, возвращаемся в лагерь.
По дороге встречаем некого Ашота, местного. На свадьбу приглашать едет. В соседний аул. Разговорившись, выясняю, что выдают замуж наших двух барышень, которых далековидящий Незабалуев отдал горцам для налаживания дружественных отношений. Хмыкаю, свечу подаренный покойным кинжал, Ашот тут же признает во мне тигра среди водоплавающих (довольно кручу ус), приглашает на свадьбу. Казачкам завещаю довести Остроградского в лагерь в целости, а командованию передать, что сам отбываю с дипмиссией к местным. Зеленые оказались казачки, отпустили. Я только надеялся, что им за меня, ушедшего в самоволку, не влетит.
С Ашотом мы сошлись быстро. Горячий парень, настоящий горный барс. Познакомил меня с главой местных контрабандистов, анаши подкинул.
Потом в целях укрепления дружеских отношений гулял на свадьбе, был посаженным отцом для обеих невест. Только им этого не сказал. На свадьбе же уговорил Ашота и еще какого-то джигита к отряду Дурасова присоединиться. Ашот своим авторитетом надавил еще на троих. Но в итоге приехали казачки, которых я отправил с Остроградским в лагерь, и сделали вид, что именно они провели переговоры.
Но хоть "Яблочко" местных научил танцевать, правда они при этом все равно кинжалы из зубов не отпускают и временами срываются на лезгинку. Но в целом к службе на флоте годны.
С Ашотом затариваемся вином и баранами, решаем перенести свадьбу в белогвардейский лагерь.
Но туда прибыли - даже шашлык не успели сварганить.
Я уж думал: "Наконец-то дело! Постреляем, якорь мне в задницу!"
Налет делали на склад боеприпасо в Геленджике, что послужило бы залогом успешного похода к Новочеркасску.
Мы с Ашотом прикрывали обоз, а белогвардейцы заняли ключевые позиции на подступах к складу.
Стрельба началась уже тогда, когда половина награбленного была погружена. И тут Ашот предлагает анаши курнуть. И черт меня дернул согласиться. Дальнейшее помню слабо, только гномы какие-то верхом на жирафах в памяти засели. Помню, однако, что стрелял, и очень смешно получалось.
По прибытии в лагерь меня посадили под арест. Наверное, справедливо, но тогда я обиделся. Еще и вопрос на голосование подняли, брать ли меня и Ашота с его тиграми в поход. В итоге от греха подальше ушел под непосредственное командование Ашотика.
А потом поход был. Шли степями, стараясь привлечь как можно меньше внимания со стороны красных - вокруг ведь сплошь большевитские города.
Сначала было скучно, даже очень. Под дождем промокли и заболели Настенька и Остроградский. Настенька оправилась быстро, Отсроградский слег. Закалки морской в нем не было.
Переходя пути, чуть не провели испытания на тараноустойчивость нашей пушки. Колесо застряло, а тут в темноте - фонарь поезда. Ситуация, примо скажу, швах. Подшипников даже разворачивать пушку и стрелять по поезду хотел. Насилу образумили и пушку вытащили. Вроде пронесло.
После перехода железнодорожного полотна, на следующий день вроде как, вдали завиднелись верховые, человек десять. И тикать тут же стали. Ну конечно, мы ж блин с пушкой, а я даже в тельнике (у горца-контрабандиста сменял на золотой крестик, не могу я без тельняги). Еще бы не испугалсиь. В итоге даже на пушечный выстрел не подъехали, собаки, только шпоры коням дали. Ну я и рванул за ними. Бес его знает, на что я рассчитывал, то ли в одиночку их на дно пустить, то ли подманить на расстояние выстрела пушки. За мной, слышу, и Ашот со своими джигитами рванул. Вот кому уж спину всегда доверю. Но в баню все равно не пойду с ними.
Красноармейцев чутка догнал, они стали, смотрю - стрелять будут. А я один. Рука к винтовке дернулась, но потом просто объяснил им доступным жестом, которым англичане изъясняются друг с другом, кто они такие, и дал деру, расссчитывая, что за мной поскачут. И тут они каааак дали залп! Я чуть не опозорил честь Балтфлота, испачкав седло, но вроде обошлось.
А красноармейцы ускакали, сволочи.
Зато Ашот после того случая меня иначе как львом морским называть отказывался.
Потом станицу брали с боем.
Я, Ашотик со своими джигитами и казачок один заходили с тыла, на манер конницы были. Я к тому времени у Ашота с конями обращаться научился, в седле сидел уже уверенно.
Отличился казачок, что со мною по горам шлялся, взял в одиночку сельсовет, пока мы с Ашотиком отстреливались от расквартированных красных солдат. Наш кавказский эскадрон почти в полном составе полег, Ашотика насилу спас. Но и мы им вжарили. Без прикрытия с моря даже справились.
В той станице и помер Остроградский, которому не помогли ни добытые Настенькой лекарства, ни наш полковой знахарь. А мы с ним так носились.
Но делать нечего, поход продолжили.
И уже днях в двух пути до Новочеркасска нас настигла красноармейская конница. Человек двести, якорь мне в задницу! Дурасенко командует занять оборону, казачка шлет за подмогой, мы грустно провожаем его взглядом. Плюю на руки, становлюсь за обозом с оружием, штык к моей моське примкнул. А внутри все екает. Но у нас пушка и кулемет, Настенька уже к нему пристоилась.
Красные на горизонте растягиваются цепью, охватывая нас с флангов. Мать честная, нас же раз в десять меньше!
Начинает хренячить пушка, хорошо! Враг ложится ровными красными рядами. Вернее клочьями.
Только очень быстро перестает хренячить. Гляжу - Подшипников лицом бел, движеньями буен, дергает рычаг. Я на флоте в пушках толк понимать немного научился, ясно - клемануло ее, выражаясь по-научному. Хорошо хоть снаряд не сдетонячил прямо тут. Там же шрапнель - красные потом бы долго ржали над нашими телами.
Ну, надежда на кулемет, Настенька, не подведи!
Щас! После первой очереди кулемет клинит. Ну бляха, такого и врагу не пожелаешь! Но тут уже времени соображать нету, потому как враг на расстоянии выстрела. Гашу по коннице, почти не целясь. Они ложатся, хорошо так, рядами.
Ружье клинит (мою верную моську!). Я уже даже не задумываюсь над такой чертовщиной, просто хватаю берданку с воза, заряжаю еще. Наши тож палят.
Знамя кумачевое падает, его опять подхватывают, опять падает! Красные уже в метрах тридцати, но проредили мы их о-е-ей как! Не выдерживают, передние ряды становятся на дыбы, сзади следующие накатывают, свалка, в общем. Дурилов орет: "В штыковую!" Красавец, хоть и брать меня с собой не хотел.
Через меня на коне перемахивает Ашотик, тот уже давно в седле, только и ждал момента, когда саблей помахать можно будет, за ним - Като, братец его. Ну и мы пехотой двинулись, штыками их жалить. Я на ходу еще стреляю, потом начинаю колоть. Ну и наши все как один - орлы! Как свиней закалывают красных! Но тоже ложатся.
И тут - ох ну прямо твою мать! - красные дрогнули. Схлынули.
Стою как дурак, берданку наперевес. Не верится аж. Наши к обозам отступают, я за ними. Смотрю - Настенька лежит бездыханная. Вот же бедовая, небось копытом получила. Прислушался - дышит. И то хорошо. Дурехин командует отход, пока красные не рванули к нам опять. Ага, а меня, когда я предложи то же самое после отказа кулемета, предателем назвали.
Настю через седло, на конягу - скачем.
Подшипников остался, пушку бросить отказывается, лошадей в нее впрягает. Дурак человек, но дело его. Отскакали от Подшипникова - а тут уже белогвардейское войско скачет навстречу. Останавливаемся, отдышиваемся. Верный Ашотик рядом, брательника своего везет на сменном коне, брательник тоже чуть дышит. Смотрим, как Подшипникова с его пушкой-дурой красная конница захлестывает. Ну бляха, погиб, думаю, пушколюб. Белые (как оказалось, из Новочеркасска) уже с нами поравнялись, и на красных скачут. Ну и я Настеньку скинул кому-то, с ними рванул.
В итоге красных разбили, и наши отряды еще долго их недобитков по степи гоняли, аки щуки пискарей.
В итоге все же не померли мы. Даже Подшипников.
А мне Георгия второй степени дали.



бляха, че ж каждый раз так многословно получается...
выйду на пенсию, напишу подробные мемуары матроса Семена Каблукова

[Thorwin]

Последний бой - он трудный самый.

Отдохнули мы две недельки, в Новочеркасске. Сил поднабрались. И приказ, выдвигаемся в наступление. Из нашего доблестного отряда, создали группу прорыва. Начальником группы по стечению ряда обстоятельств (как-то большая смертность состава) назначили меня. В подчинение ко мне вошли пятеро содат и один прапорщик Ботан (с виду был честнейший человек).
После первого дня марша, ночью меня разбудил рядовой и позвал к Дурасову. Дурасов был немногословен, вручил карту местности:



рассказал про задание и сказал, что отправляться надо незамедлительно, захватить высоту 430, начать обстрел станицы и продержаться до подхода подкрепления. (Легко сказать).

Я отряд быстро разбудил, выехали в ночь единственное что гранат немножко с собой взяли, так из-за формальностей задержались. Утром следующего дня прибыли к высоте, решил пушку оставить в отдалении, захватить высоту, потом уже пушку затащить и обстрелять. Около трехдюймовке моей, оставил Мишу (кому еще доверить ?), и поехали наверх. Только на конях забрались наверх, слышу выстрел и бах отключка...

... Открываю глаза, вижу прапорщика Ботана, он меня перевязал. (Голова гудит жутко). Смотрю, старый знакомый (имя только не помню, вообще чувствую себя хреново), в какой-то кустарниковой одежде. Потом, все как сквозь сон, пробираюсь в лес в поисках красного спец. наза, вижу, как красноармеец склоняется, над Кацо (Добить хочет, сразу видно), кидаю гранату (попадаю в красноармейца), обоих на куски. Вижу еще одного, короткая перестрелка и падаю замертво...

(с) Записки генерала Подшибникова. Том первый (единственный).

[Карл]

Как это он умудрился написать сам про себя "падаю замертво"?

[Thorwin]

Как это он умудрился написать сам про себя "падаю замертво"?

Прихожу в сознание, достаю записную книжку, дописываю и умираю...

[Executor_Sol]

Последний бой - он трудный самый.


Потом, все как сквозь сон, пробираюсь в лес в поисках красного спец. наза, вижу, как красноармеец склоняется, над Кацо (Добить хочет, сразу видно), кидаю гранату (попадаю в красноармейца), обоих на куски.

(с) Записки генерала Подшибникова. Том первый (единственный).

А заодно и моего перса - Ашота Ашбаридзе - своей гранатой убил, за что отдельное "спасибо".

[Moonflower]

Ну и последний рассказ от лица незабвенного матроса Семена Каблукова, павшего смертью храбрых не в своей войне.

...В Новочеркасске мы сидели на казенном довольствии недолго. Пару недель всего. Но я и за это время успел кой-каких делишек обстряпать. Гашиш, что еще в горах надыбал, толкнул солдатикам, больше эту гадость ни в жисть курить не буду. На вырученные деньги купил гранату, остальное решил пропить как-нибудь потом. Но не успел.
Среди ночи меня, спящего сном спящего матроса, будят. "Подъем! Срочный приказ! Выступаем!" Ну е-мое, а мне как раз "Аврора" снилась, я ею так лихо по Неве рулил... Пока проснулся, ополоснулся, врубился в суть приказа. Ну конечно, наш "отряд особого назначения" как всегда в самую за... западню посылают.
Суть такая. Начинается большое наступление, под командованием вроде как Маркова, кто он там у них... то ли фельдшер, то ли фельмаршел... то ли просто генерал... не могут в общем сухопутные нормальной системы субординации как на флоте придумывать, только лычки друг другу (но не мне!) горазды шить. Так вот, поход начинается со взятия укрепленной станицы, не помню названия. Наша задача - занять высоту, господствующую над станицей, ну и до подхода основных сил всех там убить, чтобы значит наши прошли без проблем. Уже вскакивая на коня прикидываю свою долю в этом всем. Вырисовывается как обычно огромный шиш, и это по самым оптимистичным прикидкам.
Выдали немного гранат, а остального у меня хватало - и ружье, и кинжал памятный, от горцев, и еще много всякой чепухи взрывоопасной.
Ну и выехали. Как там в сказках? Долго ли скоро ли, много ли коротко ли... трезво ли, пьяно ли... или сыто ли конно ли... В общем, увлекся я поэзией в дороге.
Высотка показалась, решили план составлять, а то казенный план нам не выдали, мол сами обойдетесь, молодчики. Но составили, и не хуже чем штабские. В отряде нас было не шибко так много: я, да Ашотик со своим Като верным, да Подшипников с пушкой, да еще его подчиненный, да казачок какой-то, из Дурасовских, да один офицерчик, не помню как его там. Высотку решили брать двумя путями: умным, по воде, и как обычно, то бишь на лошадях, с гиканьем да улюлюканьем. По воде, разумеется, пошел я, с тылу чтобы зайти да всех спасти. А остальные напрямки ринулись на лошадях.
Ну, добрался я до реки, доплыл до каких-то там камышей, но раньше времени не высовываюсь. Трубочку там себе смастерил, из камыша, через нее дышу, над водой не показываюсь. Этому меня еще на Балтфлоте обучили. Иногда только ухо из воды высовывал, слушал. Как пальба начнется. А не начаться она не могла, кто ж такую высотку оставит без присмотра.
Ну, началось. Выскакиваю тогда и я, аки левиафан, из пучины морской, но на самом деле как жаба, весь в водорослях и мокрый. Бегу по бережку, по сторонам смотрю, а так и подмывает ничком упасть. Не зря. Слышу - пац! - стреляют значится, по кому бы вы думали?
Падаю значит, смотрю по сторонам, откуда палили-то? А хрена там, кусты одни. Лежу, в землю вжался, жду, когда враг себя проявит. Дождался, куст один пополз куда-то... Ага, ты у меня поползаешь, уж я тебя... Бац - попал! Но куст выжил, пополз, правда, в лругую сторону, потом по мне пальнул. А еще и до этого откуда-то паляли, я так и не понял откуда. Но вот куст оказался уж очень метким, вырубился я.
Как очнулся, меня наш казачок уже перевязывает. Израненый я весь, но на ноги поднялся. Гранат моих при мне нету, гад какой-то спер. А тут уже еще один мельтешит рядом в красноармейской форме. Пригляделся - вроде бы тот пострел, что к красным угодил, когда Настя еще во времена Дурасовского похода за лекарствами покойному Остроградскому ездила. Виду, что удивлен, не подаю, начинаю его выспрашивать. Оказалось, его красные в армию загребли, ну и поставили тут охранять. Говорит, что помогал нам, как мы штурмовать начали... Я так прищурился, чтобы страшней выглядеть, спрашиваю, а не он ли, падла, в меня стрелял. Не, говорит, я тебя, грит, спас, а глазки так и бегают. И гранаты мои у него. Я, конечно же, не поверил, но хрен с ним. Гранаты отобрал.
А тут уже пушка подкатила, стрелять, стало быть, надобно. Я смотрю на наш отряд, хмыкаю. Полумертвый казачок, этот еще, Егор так сказать, что гранаты мои спер, пока я еще теплый был... Миша, помощник Подшипникова... Подшипников, мне говорят, погиб. А... Ах ну ебдыдь, а где ж Ашотик? Убили Ашотика, говорят, Подшипников гранатой убил. Моему горю не было границ... Дружка сердечного убили... Один он у меня был в этом идиотской господском войске. Мне уже жизнь не мила, думаю к махновцам уже податься, нахрен мне такая война... А наши: нет да нет, был приказ, надобно стрелять. Идиоты, бляха.
Послали этого скользкого офицерчика за подмогой, сами пока пушку установили. Миша у штурвала стал, а я на подхвате, значит, плавали, знаем немного в пушках. А тут этот идиот казак кричит на меня "Стреляй да стреляй!". Ну я его посылаю куда повежливей, чтобы, значится, под ногами не путался, не мешал наводку обсуждать и метод так сказать битья по не нашим. Казачок не унимается, че-то мне на свои лычки указывает, пистолет достает. Я ему повторяю адрес, куда надобно ему зайти, он еще и палять начинает, под ноги. Ну еще бы, крыса сухопутная, в человека стрельнуть-то слабо. Пюнул ему под ноги, ответный выстрел вежливости он не заслужил, опять с Мишей начинаю обсуждать детали убиения всей станицы разом. Казачок так и заткнулся. Сухопутные вообще должны молчать, когда флотские с артиллеристами разговаривают.
Ну вроде как определились, куда стрелять будем. Тут и думать нечего - у красных три орудия установлены, по ним и будем палить. Чтобы, так сказать, превентивно врагу херакнуть, и чтобы он не поспел непревентивно нам в ответ отхерачить. Коней в лес так называемый Егорка отвел.
Ну, начали мы палить. Миша артиллеристом оказался отличнейшим, даже я так не смог бы, не то что собака Подшипников. Орудия красных вроде как че-то по нам палить начали, но куда им там, у нас высотка, а у них что? Правильно, кукишь, да и тот без мака.
В общем долго ли коротко ли, орудия вражеские замолчали, мы на пулеметы переключились. Вот это служба - пали себе на здоровьице, да Мишу по плечу хлопай, чтобы не расслаблялся и чувствовал, что я с ним. На дороге показался отряд рыл в двадцать, коней столько же. Глянули в бинокль - вроде как офицеришка наш скачет, подмогу ведет. Хотя мы и так уже всех поубивали, но пусть будут, исключительно для поднятия духа.
Мы продолжаем увлеченно бомбить, а тут этот отряд к нам подъезжает, да кааак ражья наставит. Офицеришко гад орет, что мы арестованы, да не просто так, а именем революции. Сволочь красная, гнида краснокумачевая, падла большевисткая, крыса ленинская. Но делать нечего, ружье бросаю, наши тоже, и Миша, и казачок-дурачок. В нихто ему небось слабо было стрельнуть, а как мне под ноги палить, так горазд. Как бы Егорку в лесу взяли.
Ну, повели нас в станицу. В камеру какую-то посадили, даже пожрать не дали. Сидим мрачнее тучи. Потом за Мишей пришли. Потом и за мной. Завели к комиссару, а там уже Миша и сидит, немного осоловелый. Комиссар мне водки подливает, на мол, щас тебя задобрю. Задобрать меня всех шлюх Амстердама не хватит, а от водки кто ж откажется.
Комиссар усмехается, мол в кармане я у него. Заводит речи, мол почему бы нам, таким бравым парням, можно сказать, потенциальным товарищам, не стать на сторонку красных, да не поучаствовать в обороне. Ну да, артиллеристов-то у них и не осталось, мы с Мишей свое дело исправно выполнили. Соглашаюсь, конечно же, да-да, я давно их всех ненавижу, в гробу видал, да вот угентали меня сволочи, не давали к вам, таким хорошеньким и красненьким уйти. В общем, мы с Мишей друг друга поняли прекрасно. Пока им что-то от нас нужно, мы-то живехоньки будем. Соглашаемся с Мишей. Мишу уводят, меня комиссар останавливает. Мол так и так, за Мишаней-то присматривай, а мы тебя не забудем, коль чего он не то затеет, ты ж нам знать давай, ну а потом мы из тебя чекиста сделаем, уж поверь нам. Мотаю на ус, обещаю сдать кого угодно, выхожу.
Потом нас на довольствие поставили. оружие мне мое выдали. И вывели на плац, а там уже наши казачки стоят, с руками завязанными, вроде как Егорка оплеваный чего-то, весь в соплях... Ну, дело понятное, я в детстве еще Джека Лондона читал. Щас нам скажут расстрелять своих товарищей. Точно, предлагают. Первый раз стреляю мимо. Может обойдется, мало ли. Не, черта с два, комиссар кричит, что если не будем в них стрелять, поменяемся местами. Ну, тут уж делать нечего. Книжки книжками, но Лондон идет лесом. Стреляю в казачка, который мне под ноги палил еще на той высотке.
Комиссар довольный, мол молодцы, и посмеивается себе так в ус. Мехистофиль эдакий, мол нас совратил. Дурак, не понимает, что все моральные выборы я давно для себя совершил, и ни разу себе не изменил таким вот положением дел. Но осадочек у меня все же остался. Не потому что товарища убил, какой он мне товарищ, а потому, что палачом пришлось выступить. Вот этого камиссаришке не простил.
Вывели нас на позицию, за единственную уцелевшую пушку поставили. Дали нам того гада-офицеришку, и чекиста еще приставили, следить мол. Я на чекиста кошусь, на офицера-предателишку сплевываю потиху, но делать нечего - уже белогвардейские полки наступают, нам дан приказ стрелять. Ну делать нечего, палим с Мишей по ним во всю мощь, ложатся господа, но отступать не желают.
Пыль, дымка, крики, клочья земли летят, бой одним словом. Но белые таки добежали, пошли уже в штыковой.
Ну, мы с Мишей пушку оттягиваем на улицы станицы, чтобы волна нападающих не накрыла. Особист тут же, но не помогает, вместо себя солдатика какого-то вшивого на подмогу нам выделил. Оттянули пушку на улицу, довольно узкую, поставили, зарядили шрапнелью. А тут красные толпой в улицу врываются, кто с ружьями, кто без ружей, кто со штанами мокрыми. Бегут одним словом. Вот за что мне господская армия нравилась, так это боевым духом. А тут понабирали мужичья, прямо из навозных куч, где им и место, и армеей назвали. Тьху ты, позор одним словом.
Но мы с Мишей смекнули, что сейчас самое время за все отыграться. Выхватываю кинжал, Мишаня пистолет, я на чекиста кидаюсь, Мишяня не гниду-предателя. Я успеваю чиркнуть один раз всухую, другой раз в бок падле-комиссару резанул. Но тут он в меня три пули в упор всадил.
Уже падая, успеваю подумать: "Надо было из ружья палить..." - и вижу, как рядом кулем шлепается Миша.


Вот такой славный конец был у Семена Каблукова. Если честно, я так был расстроен смертью полюбившегося персонажа, что на весь вечер настрой испорчен был, да и нового героя будущего генерить было ни разу не радостно.

[Карл]

Если честно, я так был расстроен смертью полюбившегося персонажа, что на весь вечер настрой испорчен был

Это нормальная реакция, ведь персонаж был действительно живой, с характером. Но война идет, что поделаешь...
Кроме того, как вы могли заметить, я никогда не "валю" игроков, всегда есть право выбора, лазейка.
Предлагаю в последующем для смягчения отходняка после гибели перса делать следующее:
при жизни заводить ему детей, помощников и т.д. За определенный промежуток времени эти NPC тоже оживут и потом их можно взять как персов, знающих при том многое о прошлом предыдущего перса.
Похожим путем пошел Торвин, у которого Миша стал на смену Подшибникова. У него депрессия была помягче как раз в связи с этим

[Moonflower]

ну ладно, так и быть, не буду вены вскрывать